Поучение святых о самомнении и прелести.

О самомнении.

Антоний Великий (из Добротолюбия, т.1, ст.34): «Диавол, ниспадший из своего небесного чина за гордость, непрестанно усиливается увлечь в падение и всех тех, кои от всего сердца желают приступить к Господу, — тем же самым путем, каким и сам ниспал, т. е. гордостью и любовью к суетной славе.

Этим-то борют нас демоны, этим-то и другим подобным думают они отдалить нас от Бога».

Самообольщение происходит от падения человека в грех, поэтому эта прелесть вражия относится к коренной прелести человечества.

Никодим Святогорец (Невидимая брань, ч.1, гл. 2): «Со времени преступления прародителя нашего мы, несмотря на расслабление своих духовно-нравственных сил, обыкновенно думаем о себе очень высоко.

Хотя каждодневный опыт очень впечатлительно удостоверяет нас в лживости такого о себе мнения, мы в непонятном прельщении не перестаем верить, что мы нечто, и нечто немаловажное.

Эта, однако ж, духовная немощь наша, весьма трудно притом замечаемая и сознаваемая, паче всего в нас противная Богу, как первое исчадие нашей самости и самолюбия и источник, корень и причина всех страстей и всех наших падений и непотребств.

Она затворяет ту дверь в уме или духе, чрез которую одну обыкновенно входит в нас благодать Божия, не давая благодати сей внити внутрь и возобитать в человеке.

Она и отступает от него.

Ибо как может благодать, для просвещения и помощи, войти в того человека, который думает о себе, что он есть нечто великое, что сам все знает и не нуждается ни в чьей сторонней помощи?

Господь да избавит нас от такой люциферовской болести и страсти!

Имеющих эту страсть самомнения и самоцена Бог строго укоряет чрез пророка, говоря: Горе, «иже мудри в себе самих, и пред собою разумни» (Ис.5,21). Почему апостол и внушает нам: …не «бывайте мудри о себе» (Рим. 12, 16)».

Но, несмотря на то, что это коренной грех, враг всячески продолжает поддерживать и развивать наше самомнение на протяжении всей нашей жизни, т.к. без нашей гордости враг не может нас прельстить, и наша гордость противна Богу.

Игнатий Брянчанинов (т.4, Поучение 1-ю неделю о мытаре и фарисее): «Самомнение и гордость, в сущности, состоят в отвержении Бога и в поклонении самому себе. Они — утонченное, труднопонимаемое и трудноотвергаемое идолопоклонство».

Игнатий Брянчанинов (т.4): «Тщеславные, гордые понятия, из которых составляется самомнение, разрушают в человеке тот духовный престол, на котором обыкновенно восседает Святой Дух, разрушают то единственное условие, которое привлекает к человеку милость Божию».

Феофан Затворник (из писем,4.п.692): «Бойтесь прелести… Надо бояться… Но избегайте коренной прелести, и прочие места не будут иметь.

Коренная прелесть есть думать и еще хуже чувствовать, что я нечто, тогда как я ничто.

Я называю это самоценом…

Вонмите сему и возымейте самоцен сей первым врагом своим.

Не давайте ему засесть внутри иначе он сгубит вас…

Это апостольский урок: «ибо кто почитает себя чем-нибудь, будучи ничто, тот обольщает сам себя» (Гал.6,3)».

Самомнение может выражаться, например, когда человек приписывает своим молитвам чудодейственную силу.

Иларион Оптинский (Переписка, Письмо к м. Леониде от 4 июля 1871): «Ты верно понимаешь, что хотя мы и должны друг за друга молиться, но не должны своим молитвам приписывать чудодейственную силу, думая, что просимое нами будет Господом непременно исполнено. Такое мнение исходит от гордости и ведет к прелести».

Далее.

В начале темы мы уже сказали, что прелесть следует рассматривать исходя из ступени, на которой находится человек: мирской, новоначальной подвижнической, подвижнической или совершенной.

Что касается прелести новоначальных, то она может проявляться по следующим причинам: человек не занимается стяжанием постоянной молитвы; не следит за мыслями и чувствами сердца, но при этом искусственно пытается иметь сердечную молитву; возлагает чрезмерный подвиг; без истинного покаяния приступает к познанию истины; не борется со страстями; имеет неверное знание о действиях и плодах благодати и прелести; идет по пути спасения самостоятельно без руководства опытных, а в наше время без знания учений св. отцов.

Что касается прелести подвижников, то она проявляется через неразумное рвение, самомнение и гордость.

О самомнении в мирских делах.

Господь помогает человечеству в различных научных открытиях и мирских делах, которые служат для блага.

Приведем пример, который показывает, как дар Божий может приниматься человеком, как собственное достижение и как этому способствует враг.

Схиигумен Савва (Опыт построения истинного миросозерцания): «Один из моих духовных чад К. Н. рассказал о себе печальную повесть, как злая сила повергла его в гордость и как Ангел Хранитель первоначально помогал ему распознавать козни вражии.

На работе он занимал ответственную должность и по долгу службы общался с большими учеными.

Однажды профессор говорит: «Вот если бы наука открыла, какие процессы происходят в том-то и том-то, то можно было бы сделать то-то и то-то…

Была бы колоссальная экономия электроэнергии!».

К. Н. отвечает ему: «Происходит там вот что…», и бессознательно, как во сне, говорит, говорит ему, а сам с ужасом думает: «Так я, оказывается, одержимый!

Кто во мне говорит?

И что говорит?

Теперь все узнают, что я душевнобольной…

Как отнесется к этому начальство?

Уволят!».

Стыдно ему стало за себя и страшно, хочет остановится и не может.

Даже такое сказал: «Все это вы можете проверить такими опытами… Сами убедитесь!».

А через месяц, когда слова его подтвердились, тогда прославили и вознесли его так, что пять лет он жил в постоянном страхе за себя.

С самыми сложными вопросами обращались к К. Н. Он имел такую ясность ума, что вначале сам удивлялся и страшился, а потом привык и через пять лет незаметно для себя согласился с горделивым помыслом, приписал себе славу, и с этого времени началось его падение.

Он стал возноситься над другими, удивлялся «тупости» ученых мужей и администраторов, а иногда проскальзывало и чувство презрения, отвращения, брезгливости.

В человеке он перестал видеть образ Божий, появилось обостренное чувство несправедливости, стал остро подмечать недостатки ок¬ружающих и возмущаться их «недостойным» поведением.

На фоне «порочных» людей ясно видел свое превосходство и «исправность» жизни и, как фарисей, постоянно возносился над ними.

В его представлении люди разделялись на две категории: хорошие и плохие.

«Плохих» людей он избегал и отворачи¬вался от них. С хорошими же он был ласков, вежлив, обходи¬телен, внимателен и, как родной отец или брат, заботился о них.

Он их любил, они его любили, и среди них, как говорится, была тишь и гладь, и Божия благодать. Настроение у него было всегда приподнятое, ему было весело и хорошо.

Притаившийся враг хитро вел его все дальше и дальше, предвкушая победу.

Гордость развивалась в нем с головокружительной быстротой.

Он почувствовал в себе способность наставлять других, вести ко спасению.

И вот тут-то случилось с ним нечто такое, отчего он впал в страшное, мрачное, безысходное отчаяние.

Внезапно дьявол обрушился на него с двух сторон: открыл ему глубину его гордости и разжег его плотскою страстью.

Другие пять лет враг томил его хульными и блудными помыслами.

«Как знать, — закончил свой рассказ К. Н,— чем бы все это кончилось, если бы на своем пути я не встретил духовного отца. Думаю, не избежать бы мне адских мучений.

Но Милосердный Господь, не хотя смерти грешника, сжалился надо мной, указав мне духовный путь, как якорь спасения.

Помогите же мне избавиться от гордости!

О, как я боюсь этой страсти!

Ведь можно возгордиться, подумав: «Я смиренный»».

Самомнение новоначального подвижника.

Вначале приведем пару примеров самовольного подвига новоначальных.

В этих примерах мы увидим несколько видов прелести, о которых уже сказано выше или будет указано ниже.

Троицкие листки с луга духовного: «Архимандрит Онуфрий рассказал о себе: ^ 19 лет душа моя была полна желания посвятить свою жизнь служению Богу.

С этой целью я прибыл в Гефсиманский скит Троице-Сергиевой Лавры.

Он тогда только что открылся. Игумен скита, отец Анатолий, видя мою юность, долго не принимал меня, но, уступая моим слезам, наконец, решил принять.

Послушание дано мне было при больнице служить больным.

Старцем моим был назначен иеросхимонах Феодот, который прибыл из молдавской Нямецкой Лавры.

Это был старец строгий и к себе, и ко всем прочим.

Горя непреодолимым желанием спастись, прихожу я однажды к отцу Феодоту и прошу его благословения класть келейно по нескольку сот земных поклонов.

Старец, удивленно взглянув на меня, спросил: «Разве ты не бываешь на братском правиле, где читается три канона — Спасителю, Божией Матери и Ангелу-Хранителю, акафист и исполняется пятисотница?»

Когда я ему сказал, что на правиле бываю, тогда он строго взглянул на меня и сказал: «С тебя довольно и того, что исполняет вся братая».

Но я продолжал слезно просить, чтобы он сверх братского правила благословил мне класть земные поклоны в келлии.

С неохотой старец сказал мне: «Ну, клади по десять поклонов».

Получив благословение на поклоны в келлии, я стал класть ныне десять, завтра двадцать и с каждым днем прибавлял и прибавлял и дошел до двух тысяч поклонов в день.

Жажда к молитве во мне развивалась с каждым днем все более и более.

На молитве я готов был умереть.

Мое желание молиться разгорелось до того, что я стал замечать, что лик Царицы Небесной, перед которым я молился, иногда начинал блистать светом.

Блистание света с каждым днем все усиливалось и усиливалось.

Радость в душе моей в силу этого была столь велика, что я представлял себя стоящим уже не на земле, а на небе.

К довершению моей радости я стал замечать, что Матерь Божия с иконы мне улыбается, а сам я кладу поклоны, как бы не касаясь пола на аршин, совершая молитву на воздухе.

Видя такое дивное, неописуемое явление, ниспосланное мне с неба, как мне думалось тогда, за мою веру и любовь к Богу, я мнил себя удостоенным этой великой Божией милости за свою чистую, святую жизнь.

Преисполненный таких мыслей и чувств, я решил своими переживаниями поделиться со старцем.

В глухую полночь спешу к нему однажды в келлию и бужу его.

Когда открыл он мне дверь своей келлии, я упал к его ногам в порыве той же прелестной радости и воскликнул: «Батюшка, дорогой мой, — моя радость состоит в том, что, когда я молюсь, Матерь Божия Своим ликом божественно озаряет мою келлию неизреченным светом.

Она улыбается мне с иконы, а сам я, когда молюсь, поднимаюсь от пола на аршин приблизительно, и молитва моя совершается на воздухе».

Лицо старца стало еще суровее.

Он спрашивает меня: «Да ты сколько поклонов-то земных кладешь?»

«Батюшка, вы благословили мне класть по десяти поклонов, а я, грешный, кладу по две тысячи в день».

Старец пришел в неописуемый гнев и громко воскликнул: «Ах ты, мальчишка негодный!

Как ты осмелился самовольно дойти до такого множества поклонов.

Тебе не Матерь Божия улыбается во свете, и не благодать Божия поднимает тебя на воздух, а ты пошел на самоволие и гордость.

Ты в прелести и самообольщении помышляешь, что уже сподобился за свои мнимые подвиги велик к Божиих дарований и святости. Несчастный, ты действием диавола вошел в совершенную духовную прелесть».

Лицо старца стало еще грознее, и он крикнул на меня: «Если я узнаю, что ты осмелишься продолжать самовольные поклоны в келлии, тогда я пойду к игумену и буду просить, чтобы он немедленно выгнал тебя из обители как негодного, самовольного послушника, исполненного бесовской гордости и самообольщения».

Затем он отпустил меня с видимой глубокой скорбью.

После этого отец Феодот, мой старец, все последующее время моей жизни в скиту относился ко мне с особенной отеческой любовью и попечением.

Благодаря ему Господь помог мне исцелиться от тяжкого духовного недуга и выйти благовременно из гибельной прелести».

Троицкие листки с луга духовного: «В 1889 году к нам в Троице-Сергиеву Лавру, — вспоминал отец Кронид, — на послушание прибыл очень красивый молодой человек, брюнет со жгучими черными глазами, звали его Александр Дружинин.

Он был москвич. Я представил его отцу наместнику, и его приняли в число братии.

Послушание ему было дано в трапезной: служить странникам.

Каждый день я его видел в Троицком соборе на братском молебне в два часа ночи.

Время от времени спрашивал его: «Как поживаешь, привыкаешь ли?»

Он отвечал, иногда и со слезами умиления: «Живу как в раю».

Я в таких случаях невольно благодарил Бога за его душевное устроение.

Прошло полгода. Александру Дружинину было дано новое послушание — заведовать овощными подвалами и дана келлия, в которой он стал жить один.

Как-то прихожу к нему и замечаю, что мой знакомый в каком-то экстазе.

Видимо, он совершал усиленный подвиг молитвы. Прошло еще несколько месяцев.

Однажды при посещении я спрашиваю его: «Брат Александр, ты за всеми монастырскими службами бываешь?»

Он смиренно отвечает: «За всеми». — «И за братскими правилами бываешь?»

«Бываю, — произнес он и добавил, — я ежедневно в храме Зосимы и Савватия бываю за всенощной и стою’утром раннюю и позднюю литургии».

Тогда я ему говорю: «Скажи ты мне, с чьего благословения ты взял на себя подвиг усиленной молитвы?

Утреня, вечерня и ранняя литургия — полный круг церковных служб, а правило братское завершает обязанности инока. Но поздаяя литургия и всенощная есть не обязательное для всех повторение обычных служб.

Я хорошо знаю, что во время поздней литургии с братской кухни приходят к тебе за продуктами, а тебя в келлии нет.

Тогда поварам приходится искать тебя по церквам, что, несомненно, в их сердцах вызывает ропот и неприязнь.

Подумай, такая молитва будет ли для тебя полезна?

Да не оскорбится любовь твоя речью моей.

Беру на себя смелость спросить тебя еще об одном.

Много раз я прихожу к тебе и вижу, что ты находишься в подвиге.

Кто же тебя на это благословил?

Помни, брат Александр, что жить в монастыре и творить волю свою -дело вредное для души.

Смотри, как бы своевольная молитва не ввела тебя в гордость и самообольщение и не стала тебе в грех.

Молю и прошу тебя, ради Бога, не твори никаких подвигов без ведома своего духовного отца».

Слушал меня юный подвижник с видимым неудовольствием. От него я вышел с тяжелым предчувствием чего-то недоброго.

Прошел еще месяц.

Сижу я однажды в своей келлии, читаю книгу, часа в два дня.

Вдруг неожиданно дверь моей келлии с шумом отворяется и торжественно, с громким пением «Достойно есть», входит брат Александр Дружинин.

Он кладет земной поклон перед моей келейной иконой и вдруг начинает продолжать земные поклоны.

Глаза его горели каким-то недобрым, зловещим огнем, и весь он, видимо, был возбужден до крайности.

Недождавшись конца его поклонов, я встал и, обращаясь к нему, ласково сказал: «Брат Александр!

Я вижу, что ты заболел душой. Успокойся, сядь, посиди и скажи мне, что тебе надо».

В ответ на мои слова он с сильным озлоблением закричал: «Негодный монах, сколько лет ты живешь в монастыре и ничего для себя духовного не приобрел.

Вот, я живу один год, а уже сподобился великих божественных дарований.

Ко мне в келлию ежедневно являются множество Архангелов от Престола Божия.

Они приносят семисвечник и воспевают со мной гимны неописуемой славы.

Если бы ты был достоин слышать это неизреченное пение, ты бы умер, но, так как ты этого недостоин, я тебя задушу».

Видя его нечеловеческое, злобное возбуждение и зная, что все, находящиеся в прелести, физически бывают чрезвычайно сильны, я говорю ему: «Брат Александр, не подходи ко мне. Уверяю: я выброшу тебя в окно». Уловив момент, я постучал в стену соседа по келлии, который тотчас же и вошел ко мне на помощь.

С появлением соседа я стал смелее говорить ему: «Брат Александр, не хотел ты меня слушать и вот видишь, в какую ты попал адскую беду. Подумай: ты хочешь меня задушить.

Святых ли людей это дело?

Осени себя знамением креста и приди в себя».

Но Дружинин продолжал угрожать задушить меня как негодного монаха и еще говорил мне: «Подумаешь, какой наставник явился ко мне в келлию с советом — много не молись, слушай духовного отца. Все вы для меня ничто».

Видя такую нечеловеческую гордость, злобу и бесполезность дальнейшего разговора с ним, я попросил соседа вывести его вон из моей келлии.

В тот же день после вечерни брат Александр снова явился ко мне и торжественно сообщил, что ныне за вечерней на него сошел Святой Дух.

Я улыбнулся.

Видимо, это его обидело, и он мне говорит: «Что ты смеешься?

Пойди спроси иеромонаха отца Аполлоса, он видел это сошествие».

В ответ на это я сказан: «Уверяю тебя, дорогой мой, что никто не видел этого сошествия, кроме тебя самого.

Умоляю тебя, поверь, что ты находишься в самообольщении. Смирись душой и сердцем, пойди смиренно покайся».

Но больной продолжал поносить меня и грозить.

Лишь пришел я на другой день от ранней литургии, брат Александр снова явился ко мне и заявил, что Господь сподобил его ныне в храме преподобного Никона дивного видения.

От Иерусалимской иконы Божией Матери, что стоит над Царскими вратами, заблистал свет ярче молнии, и все люди, стоявшие в храме, будто бы попадали и засохли, как скошенная трава.

Спрашиваю его: «А ты-то почему от этого света не иссох?» «Я, — отвечал он, — храним особой милостью Божией ради подвигов моих. Этого не всякий достоин».

Говорю ему: «Видишь, брат Александр, как тебя диавол обольстил, возведя тебя в достоинство праведника, и тем увеличил твою гордость.

Поверь мне, что стоявшие с тобой во храме пребывают в духовном здравии, а все, что ты видел, есть одна духовная прелесть бесовская. Образумься, осознай свое заблуждение, слезно покайся, и Господь помилует тебя». «Мне каяться не в чем, вам надо каяться!» — закричал он.

Видя такое буйство несчастного и опасаясь припадков безумия, я тотчас же написал письмо его другу Ивану Димитриевичу Молчанову, по просьбе которого Дружинин был принят в Лавру.

В письме было описано состояние больного. Через три дня Молчанов был уже у меня.

Я все объяснил ему о Дружинине и, зная, что он хорошо знаком с настоятелем Николо-Пешношского монастыря игуменом Макарием, посоветовал ему тотчас же отвезти к нему несчастного.

В тот же день Дружинин был отправлен в Пешношский монастырь. Когда Иван Димитриевич объяснил отцу игумену о болящем, тот спокойно сказал: «Милостью Божией он поправится у нас. И свои такие бывали».

Александру Дружинину было назначено игуменом послушание — чистить лошадиные стойла на конном дворе.

Брат Александр вначале протестовал, говоря: «Такого великого подвижника вы назначаете на такое низкое послушание.

Я должен подвизаться в храме и совершать духовные подвиги для назидания прочим».

Отец игумен, в успокоение его души, говорил: «Ты лучше всего и можешь показать добрый пример смирения и кротости через исполнение возложенного на тебя послушания.

А относительно молитвы не беспокойся.

За тебя в храме будет молиться вся братия».

И действительно, по благословению отца игумена, за больного крепко молилась вся братия. Прошло полгода, Александр Дружинин за все это время в храме бывал только по праздникам и за ранней литургией.

Целый день кидая навоз, он настолько утомлялся, что вечером ложился спать без дневных молений и спал, как мертвый. Подвиги совершать ему уже было некогда.

Мысль, что он святой, с каждым днем в нем слабела, и видения у него постепенно прекратились.

Целый год он был на послушании в конюшне и о своих мнимых подвигах забыл.

Затем его перевели в хлебопекарню, где тоже труд не легкий.

Через два года Дружинин переведен был на более легкие послушания. На лице его тогда проявился приятный отпечаток смирения. Семь лет подвизался он в Пешношском монастыре. Здесь его постригли в монашество с именем Афанасий.

Впоследствии он перешел в московский Симонов монастырь, где за смиренную добрую иноческую жизнь был произведен в сан иеродиакона.

Когда я был на послушании в Петрограде, в должности начальника Троицкого Фонтанного подворья, отец Афанасий Дружинин приезжая ко мне повидаться. Я спрашивал его, помнил ли он то, что было с ним в Лавре во время его духовного недуга, он отвечал: «Все помню, но только теперь сознаю весь ужас моего душевного состояния».

Григорий Синаит (О прелести): «И не надобно удивляться, если кто-либо из неопытных обольщен, или впал в исступление ума, или принял и принимает прелесть, или увидел чуждое истины, или говорит неуместное по неопытности и неведению.

Иной, часто распространяясь об истине, невежественно и незаметно говоря одно вместо другого, не в состоянии правильно сказать, как обстоит то или иное дело.

Он многих устрашает, а на безмолвников наводит порицание и смех своей безумной деятельностью.

И нет ничего удивительного в том, что какой-нибудь новоначальный после многих трудов впадает в прелесть.

Это случалось со многими ищущими Бога теперь и прежде».

Как рождается самомнение у новоначального христианина о своем пути?

Феофан Затворник (Что есть духовная жизнь..,п.46): «Поопаситесь самомнения, оно — первый враг. Исправность наша пред Богом, еще только преднамеренная, уже порождает мысль о некоей особенности нашей пред другими и даже пред собою — прошедшим, тем паче когда успеем сделать что-либо на сем пути.

Как только немного постоим мы в сей исправности, она кажется чем-то дивным, и мы начинаем мечтать о себе как о лицах совершенных, совершающих дивные дела.

А это враг подущает, чтобы возбудить самомнение. Кто поддастся и впадет в сие самомнение, от того тотчас отходит благодать и оставляет его одного. Тогда враг схватывает его как беспомощную добычу».

Симеон Новый Богослов (Сл.11): «…Бывает, что иной только что изберет кого-либо себе в духовные отцы и учители посредством исповеди у него, и не спустя несколько времени, а тотчас же, как назовет себя духовным ему сыном, начинает высказывать гордость

пред сим духовным отцом своим, и, вместо того, чтобы быть духовным чадом и учеником, становится отцом духовным и учителем и начинает читать уроки отцу своему духовному, противоречить ему и уничижать его, если случится, что он скажет ему что-либо не по нраву его, а пройдет сколько-нибудь времени, он и совсем забывает, что есть у него духовный отец и учитель.

Если же духовный отец сам ходит к нему, но не творит воли его, и не поблажает желаниям его или, лучше сказать, не падает и сам вместе с ним, чтоб вместе с ним и погибнуть, то он оставляет его и находит другого, который бы последовал его плотским пожеланиям.

Таким образом все духовное у нас, как и сам ты видишь и знаешь, ныне в беспорядке находится, расстроено; чин и предание апостольские забыты и заповеди Христовы оставлены.

И это бедственное зло живет в нынешнем роде, при всем том, что все мечтают о себе, что они достаточно изучили божественное, знают заповеди Божии и могут рассудить, что и как подобает им творить.

И еще вот что: думая, что все нынешнее священство есть совокупность лиц недостойных и грешных, они держат, однако ж, убеждение, что благодать Божия действует и чрез них, недостойных; но веруя, что несомненно получают дары Святого Духа как залог вечных благ, обетованных нам, посредством таинств, совершаемых сими лицами, они, однако ж, отворачиваются от иерея, чрез посредство коего дается им это, и презирают его как грешника, недостойного священства.

Также относятся они и к духовникам своим: думают, что посредством исповеди у них они получают отпущение грехов своих, а их самих считают лишенными всякой добродетели, не имеющими никакого дерзновения пред Богом и ставят их на одну линию со всеми другими людьми.

Так вот в каком состоянии находятся у нас почти все: думают, что и они получают или, лучше сказать, похищают все те духовные дары, которые Бог даровал Апостолам, Апостолы же передали тем, которые уверовали посредством их во Христа, а достойной чести и веры тем, чрез которых подаются им сии дары, не воздают: — каковую честь в начале Апостолы воздавали Владыке Христу, Апостолам — потом ученики их, а этим — те, которые состояли под ними; они же питают дерзкую уверенность, будто Бог не требует от них, чтоб они воздавали ее и ныне архиереям, иереям, игуменам и духовникам своим.

Будучи крещены младенцами, они полагают поэтому, что не виновны бывают, когда не воздают потом чести тому, кто крестил их, и не благоговеют пред ним, как пред духовным отцом своим.

Мечтается им также, что, выучив начатки христианских догматов еще в детстве, они знают достаточно для благочестия, и что потому Бог не взыщет с них за то, что они презирают учителей благочестия и не хотят более ничему научаться у них.

Кажется им, что они довольно благочестивы и ведут жизнь более исправную, чем многие другие, почему надеются, что будут оправданы ради этого одного.

Еще, — сказать на духу грехи свои, исповедаться в них и получить разрешение от духовных отцов своих, этого, им думается, достаточно для спасения, и не нужно уже потом им ни веры более иметь к сим отцам, ни чести им воздавать, ни благоговения оказывать, какое подобает им, как преемникам Апостолов, посредникам и молитвенникам за них пред Богом.

Таким-то образом вся вселенная ныне преисполнена этою прелестию и этим злом.

Одной этой заповеди нарушение и презрение все вверх дном переворотило в Церкви Божией, повергло ее самую долу.

В такое бесчиние и смятение пришла Церковь, что нигде почти не видно приличного ей благоустроения, и признака не найдешь, чтоб это было благообразно сочетанное тело Владыки.

Будто мы не имеем главы Христа Господа, будто мы не братья по духу, связанные друг с другом и сочетанные благодатию Святого Духа, что не допускаем, чтоб каждого из нас в своем чине поставляли и благоустроили первостроители Церкви Божией?!

От этого мы разделены и рассеяны, как бездушные частицы какого-либо вещества (как песок).

Так много поработились мы пожеланиям своим, так сильно возобладали над нами похоти сластолюбия!

Будучи увлечены ими к угождению себе лишь, мы раздробились, и от взаимной неприязни и гордости отвратились и отдалились друг от друга, и потеряли таким образом отличительную черту и знамение веры нашей, то есть любовь, о коей сказал Господь: «о сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою» (Ин.13:35).

Если же потеряли ее, то напрасно именуемся христианами».

Итак, неступивший на путь очищения или прошедший только первые шаги, мнит о том, что уже достиг чистоты и совершенства.

Это происходит потому что обычный путь духовной жизни ведет к определенным духовным успехам, и при этом идущий не знает каким образом это происходит.

Т.е. человек изменяется и замечает за собою, что раньше он сделал бы не так, или эмоции были бы другие и т.п.

Да, в этом есть таинственность действий Божиих о нас и это должно вести к благодарению Бога и к чувству полной зависимости от Него, и к стремлению еще более поступать по заповедям и вести жизнь угодную Богу.

Но, к сожалению, человек думает, что это он сам сделал себя лучше и приобрел бесстрастие.

Феофан Затворник (Толкование на Пс.118, ст.107): «Смирение — отличительная черта преуспевающих.

Чем кто больше преуспевает, тем более смиряется. Когда ты стал считать себя сколько-нибудь праведным, то знай наверное, что ты пошел назад.

Сюда же относятся предписания старцев — не мерять себя, и понятно: кто вменяет себя ни во что, тому нечего мерять; а кто стал мерять, тот, значит, чувствует, что он что-нибудь значит.

Потому у старцев первая молитва, повторять которую они советуют и другим: «даруй мне, Господи, видеть грехи мои и оплакивать их всегда с сокрушением сердца, себя вменяя ни во что, чувствуя себя хуждшим всякого человека, достойным всякого презрения «здесь» и всяких мук «там».

Только в благодати Твоей научи меня искать помощи и надежду спасения полагать в единой благости Твоей, не хотящей, да кто погибнет»».

Просмотры (1149)

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *